Впервые в жизни он попал в когтистые лапы страшного безжалостного зверя — одиночества. Эта тварь была хитрее, чем любая другая. Вцепившись в жертву, она никак не желала ослабить своей мертвой хватки.

Проснулся. Взглянул на часы – шесть утра. Нет, ещё слишком рано, потому что она приходит туда в восемь, а сам магазин открывается только спустя час, и так происходит и в будни, и выходные, и в январе, и в августе, и так было в прошлом году, и так будет и в следующем. Зачем он проснулся так рано? Солнце почти встало, но ему это безразлично: деревья окружают его особняк плотным кольцом, и при всём желании, Джефферсон не смог бы посмотреть на рассвет. С другой стороны, зачем ему рассвет? Он ему не нужен вот уже двадцать лет, и вряд ли теперь это когда-нибудь изменится.

Он знал, что сегодня воскресенье, только потому, что «родители» Грейс в будни в это время уже будили её, а по выходным давали поспать подольше. Есть вещи, которые не меняются – Грейс всегда была соней, помнится, она даже в каретах засыпала, если им предстояла долгая поездка. Наверное, они подружились бы с Мышкой Соней, если бы, конечно, Джефферсон бы их познакомил. Если бы не было проклятья и они вернулись бы домой, в Зачарованный Лес, и у них была бы возможность ненадолго посетить Страну Чудес, он обязательно бы познакомил Грейс со всеми: и с Соней, и с Мартовским Зайцем, и с Белой Королевой… и, конечно же, с Алисой Кингсли. В первую очередь с Алисой.

Шесть часов, пять минут. Сколько ещё ждать? Опять уснуть не удаётся, и это так странно, ведь он почти до четырёх ночи читал ту книгу, которую позавчера купил в книжном магазине у Сьюзен Уандер – не у Алисы Кингсли, а у Сьюзен Уандер. Кажется, он стал ходить к ней на работу ещё чаще, чем раньше; скоро он будет заходить к ней каждый день, а он не может себе этого позволить, ведь они теперь совсем чужие друг для друга люди, вот уже как два десятилетия. Но в дни, когда он пытается воздержаться от того, чтобы заглянуть в стеклянную витрину просторного и уютного магазина и найти взглядом знакомые льняные волосы и безмятежное лицо, он готов взвыть от тоски. Иногда он думал, что он сам – подожжённая спичкой книга: её страницы подпалены, они медленно обугливаются, и однажды они почернеют совсем, скукожатся, рассыпятся золой, и ни по каким фрагментам эту книгу потом не восстановишь. Быть ничьим очень вредно, скучно и тоскливо.

Кажется, он задремал. Или нет? Он не помнит. Как же можно помнить то, что делается из раза в раз каждый день? Разве кому-то хоть когда-нибудь хотелось помнить жизнь на автомате, без друзей и подруг, без семьи? И Джефферсону не хотелось, ведь, несмотря на все его заскоки, он был нормальным, обычным человеком, просто претерпевающим лишения, и которому приходится их хоть как-то восполнять. Потому ему приходилось прощать самому себе эти слабости – смотреть в телескоп за не-своей Пейдж, ходить в книжный магазин к не-своей Сьюзен Уандер. Эти слабости делали его тем, кто он есть – Джеймсом Джефферсоном, Безумным Шляпником, помнящим всё.

Семь и тридцать минут. Всё ещё слишком рано, чтобы выходить, но он уже позавтракал, немного прибрался, принял душ и оделся. В этом мире он, кажется, модельер – он оценил иронию Королевы Реджины. Перевязывая тёмно-фиолетовый платок на шее он подумал, что не может уже больше находиться здесь, в особняке – он почему-то всё никак не мог заставить себя назвать это место домом. Лучше он будет идти медленно или прогуляется немного по городу, всё, что угодно, и он запер дверь с цифрами три-один-шесть на ней; его ноги уже несли его сами по направлению к шоссе, а руки вертели в руках первую часть «Гарри Поттера» англичанки Джоан Роулинг. Позавчера был первый раз, когда Джефферсон решился взять подобную книжку. Сказку. Про магию. Джефферсона передёрнуло, а губы сами скривились в усмешке.

Он сделал так, чтобы его путь вёл через дом «семьи» Грейс – она всё ещё спала, и её «родители» тоже. Как же сложно мысленно составлять подобные предложения и понимать, что «семья» - это не ты, это кто-то другой, а ты – чужой для собственной дочери. И зачем он пошёл именно этой дорогой? «Надо уйти», - настойчиво говорил он сам себе, но, перед тем как пройти мимо, он не смог удержаться от того, чтобы не заглянуть в увешанное тюлевыми занавесками окно угловой детской комнаты.

Но, кажется, уже восемь; Джефферсон даже не попытался посмотреть на местную достопримечательность – часовую башню, циферблат которой видно, наверное, со всех уголков города. Всё равно часы стоят столько, сколько Шляпник помнит эту реальность. Алиса уже в магазине, и, подумал Джефферсон, он не думал, что она заставит его стоять перед входом и ждать открытия. Ей всегда было всех жалко, её порядочность не позволила бы ей так поступить, пусть даже она и права. Этим и собирался воспользоваться Джефферсон,  который не чувствовал себя сильно уж виноватым. Он просто не мог уже ждать дольше.

- Привет, - мужчина быстро переступил порог магазина и направился к кассе, но, кажется, девушки там не было. Может, она где-то в глуби магазина? Теперь оставалось настроиться и не назвать её случайно Алисой, как уже бывало пару раз до этого. – Сьюзен, вы здесь?

Отредактировано Jefferson (2014-08-05 12:14:01)

Он ждал, когда она выйдет из-за стеллажей и улыбнётся ему той самой улыбкой, за которой он готов был возвращаться сюда постоянно. Он не знал, была ли эта улыбка обыкновенной данью вежливости или же чем-то ещё, он знал лишь то, что она заставляла его внутреннее тепло разрастаться и охватывать всё его естество. Пусть она также улыбается и другим посетителям, ему всё равно, если она будет продолжать и ему дарить эту улыбку, всегда, когда он открывает дверь книжного магазина.

Вдруг Джефферсон почувствовал, что этот  визит будет отличаться от всех его предыдущих. До этого его не смущали некоторое однообразие их с Алисой встреч, сухость и сдержанность, которые он проявлял и которые получал в ответ, приправленные вынужденной учтивостью. Их разговоры всегда были скромны, иногда даже по меркам продавцов и покупателей. Почему же у него такое ощущение, что сегодня всё должно изменится? Нет-нет-нет, так не должно быть, он не заслужил – такие странные мысли вдруг зароились у него в голове, запудрили его сознание. Он совершенно не готов. Тем временем, Алиса заговорила.

В огромном потоке судьбы
Теряются важные даты.
А люди от знаний бедны,
А люди от страхов богаты.

- Похоже, тяга к чтению мучает вас все сильнее и сильнее, - отметила девушка, на её губах продолжала играть улыбка. Джефферсон не удержался и улыбнулся ей в ответ, и тут понял, что он уже очень давно этого не делал – не улыбался. Это было так странно и непривычно, и Шляпник понадеялся, что не выглядит сейчас как идиот. Всё же, не надо Алисе давать понять, что тяга у него вовсе не к чтению. Точнее сказать, тяга к  чтению присутствует, но она стала следствием совсем иного стремления, иной страсти. - Если честно, я впервые вижу человека, так быстро прочитывающего книги, - улыбка Джефферсона тут же угасла. Видимо, всё же его походы к ней в магазин говорили ей куда больше, чем Джефферсон  хотел бы. Интересно, каким она видит его? Неудачником, которому нечем больше заняться в жизни, кроме чтения? Спускающим жизнь бездельником? Шляпник судорожно сглотнул. И всё же, внутреннее чутьё не подвело Джефферсона в этот раз. До этого Алиса никогда ничего подобного не говорила ему, и, кажется, у них намечается диалог. Надо произвести хорошее впечатление, и, может, они даже поговорят по-дружески. Джефферсон не собирался обманывать сам себя – это было бы замечательно, и он был бы безумно счастлив.

- Просто… мне это нравится. В последнее время, - начал он и понадеялся, что выглядит спокойным. – Раньше я был равнодушен к книгам. Предпочитал им живое общение, - почему слова даются ему с таким трудом? Хватит, они всего лишь мирно беседуют, и это ничего ещё не значит, - всегда предпочитал. А вы давно работаете здесь, правда?

И нам бы достичь глубины,
Коснувшись ко дну, оттолкнуться.
А люди от горя пьяны,
А люди беде придаются.

Чёрт, и зачем он её спросил об этом? Совершенно же ясно, что она работает здесь столько, сколько себя помнит – именно такой ответ стоит ожидать в перспективе. Задав этот вопрос, Джефферсон вступил на скользкую дорожку. Чего он добивается этим? Из-за заклинания он определённо не услышит ничего нового. Но Алиса всегда была умной, может, она задумается над?.. Над чем она задумается? Над тем, что вот уже двадцать лет продаёт книги, не стареет и её жизнь стоит на месте, как и жизнь всего города? Не смеши, Джефферсон, Злая Королева всегда умела накладывать заклятья, а это само по себе слишком сильно. Очень глупо сыпать соль на рану самому себе, очень глупо и больно, но Джефферсон, отлично это понимая, схватил Надежду за руку и крепко сжал её ладонь, не отпуская от себя ни на шаг, и никто не знает, как ему хотелось то же самое проделать с девушкой, стоящей перед ним, чтобы она больше не смотрела на него так, как смотрят на заблудших незнакомцев.

Не грусти. Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно.

Лёд тронулся. Если бы Джефферсон знал, что его ранний приход сюда повлечёт за собой что-то подобное, он, наверное, пришёл бы до открытия ещё двадцать лет назад. И не просто до открытия, а, наверное, ждал бы появления Алисы с позднего вечера здесь, и всё равно, был бы пронизывающий ветер и леденящий дождь. Главное, что они заговорили бы намного раньше, и, может, в таком случае что-то да изменилось бы в сторибрукской жизни Шляпника в лучшую сторону… или нет, не изменилось бы. Он уже никогда не узнает. Да и действительно разве дело было только в том, что он пришёл раньше нужного? Может, это знак? Знак того, что осталось ждать не так уж и долго до того, как в городе появится Спаситель и проклятье спадёт. В этом году Реджина усыновила ребёнка  - злобной ведьме, видимо, невыразимо надоело одиночество, как и ему самому. Вот только он не может поступить также, как и она – ему не нужны чужие дети, потому что у него есть свой. Джефферсон подумал, что это странно, что на территории города теперь есть чужой, ведь раньше никто новый никогда не появлялся в Сторибруке, да и никто старый не покидал его. Может, из-за этого заклятье и дало сбой, решивший скрасить будни Шляпника?

- В последнее время? А что… А что изменилось? – Подзоснательно Джефферсон хотел услышать именно этот вопрос. Он позволял ему раскрыться, грубо говоря, поговорить о насущном, – о тех вещах, которые терзали его больше всего. Конечно, ему предстояло непростое дело: нужно было тщательно подбирать слова, чтобы не выставить себя поехавшим на книгах фантазёром, да и вообще, его ответ должен быть как можно более… обычным. Ну что ж, пусть будет то, что будет.

- Слишком многое, чтобы рассказать об этом в двух словах, - признался Шляпник, - я хочу тебе рассказать, очень, и рассказал бы всё, как есть, просто это невозможно, - Джефферсону уже самому не нравилось, как звучат его слова. Может, не стоило вообще всё это начинать? Напустил таинственности, как чёртов агент ноль-ноль-семь, и рассчитывает, что разговор получится нормальным – и смех, и грех. – Я не отсюда, и то, что я остался здесь, в Сторибруке, если честно, сюрприз для меня самого, - решил продолжить он свой сумбурный рассказ, в надежде, что Алиса сделает ему скидку на его немного нервное и возбуждённое состояние. Интересно, как он ей объяснит, что изменилось? Он решил сказать ей правду, просто немного видоизменённую.  - Что касается книг, то дело в том, что мою… - как же сложно говорить эти слова, -  мою дочь забрали у меня. Мои друзья забыли обо мне. У них всех теперь новая жизнь, и мне в ней места не предоставили. Книги  и шитьё – это всё, что доставляет мне хоть какие-то это эмоции, - может быть, ещё встречи с Алисой и наблюдение за Грейс, но об этом ей не следует знать. Кажется, он итак уже наговорил много лишнего, но он ещё не успел пожалеть об этом. Каждое слово буквально резало его на части, заставляя ладони сжиматься в кулаки. Он никогда до этого не озвучивал даже самому себе всё, что с ним произошло, и потому будто пережил всё заново за те секунды, что произносил эти слова. – Боюсь, Алиса, это не то, что обычно рассказывают тебе посетители, да? – он попытался вновь улыбнуться ей, и он понадеялся, что у него вышло. Он итак ей сейчас такое вывалил, что гримаса неудачной улыбки могла бы вообще стать для бедной девушки финальным выстрелом в висок, и Джефферсон даже почти не преувеличивал. Он посчитал, что сейчас было бы адекватным решением съехать на нейтральную тему. Тем более, ещё в Стране Чудес он очень любил слушать рассуждения Кингсли, которые временами казались ему очень забавными. Он знал, что может вызвать у его Алисы потоки речи. – А почему ты предпочитаешь общение книгам?

Как Джефферсон и рассчитывал, Сьюзен Уандер уверенно подтвердила, что работает в книжном магазине «уже давно». Джеймс не удержался и одарил девушку ироничным взглядом, немного склонив голову в бок, решив никак не комментировать её ответ. Всё было ясно и без слов. Оставалось надеяться, что Алиса задаст себе это вопрос сама ещё не раз. Он не сомневался в ней и её возможностях. Когда она стала своей в мире сумасшествия, потому ей нельзя отказать в способности анализировать, как бы иррационально это не звучало. Вы просто не понимаете Страны Чудес.

Отредактировано Jefferson (2014-07-27 22:52:31)

Как же легко и нелегко одновременно оказалось рассказать ей всё вот так. Он выдал ей всё на духу, при первой же возможности, подумать только. Сколько у него заняло времени передать ей всю свою настоящую  жизнь в двух словах? Половина минуты? Пятнадцать секунд? На месте Алисы он давно взглянул бы сам на себя как на ущербного, сымитировал бы сочувствующую улыбку и под каким-нибудь незатейливым аргументом отправился бы в подсобку магазина, подальше от сумасшедшего покупателя. Серьёзно, чего он ожидает от Алисы после своей мини-исповеди? Жалости, сочувствия, поддержки, пренебрежения, игнорирования? И не важно, что на последние два пункта Алиса была просто неспособна душевно, из-за паники, внезапно захватившей Джефферсона, он готов был предположить всё, что угодно. Он должен был повести себя хоть раз как взрослый мужчина, который способен контролировать себя, а он лишь лишний раз поиздевался сам над собой, побеспокоив открытые раны, а теперь стоит и смотрит на бедную Алису как на единственный луч света в тёмном царстве, будто бы она решение всех его проблем.

I pirouette in the dark
I see the stars through me
Tired mechanical heart
Beats until the song disappears

- Наверное, это все действительно очень тяжело… - Кажется, Алиса немного растерялась после его небольшого монолога. Он её отлично понимал, и ему сильно захотелось надавать самому себе по шее, игнорируя тот факт, что от того, что он впервые высказал кому-то самое важное, ему стало легче на душе.

- Тяжело. Время ни черта не лечит.

Он говорил чистую правду. Кто сказал, что спустя какое-то время становится легче? Брехня. Время – вообще капризная штука. Когда-то давно, ещё в Стране Чудес, Джефферсон даже поссорился со Временем, из-за чего стрелки часов с тех пор всегда показывали пять часов дня, затянув Шляпника и его друзей в вечное чаепитие. Так что у Джефферсона ещё давний конфликт со временем, и, может быть, оно ему так мстит? Потому его не покидает ощущение, будто только вчера они все оказались в Сторибруке, и он только-только понял, что, в отличие от всех других, этот мир ему не принадлежит.

Somebody shine a light
I'm frozen by the fear in me
Somebody make me feel alive
And shatter me

- И меня зовут Сьюзен, - зачем она решила это уточнить? Он итак знал её псевдо-имя – иногда оно преследовало его также, как её настоящее имя. Так зачем ей его повторять? Постойте… -  А твоего имени я, кстати, так и не узнала…

- Джефферсон, - поспешно сказал он. Но, может, стоит сказать имя? Всё-таки, при знакомстве, более привычно, когда сначала говорят имя. – Джеймс. Но лучше Джефферсон, - всё-таки, его не изменить – так сказал бы любой, кто бы предпринял эту безуспешную попытку. – Хотя, ты можешь называть меня как хочешь, - в этот момент он замялся, не зная, стоит ли говорить дальше. Они почти наладили контакт, и ему не хотелось рисковать и рвать его. Но он слишком надеялся, что, где-то там, глубоко в своём сознании, Алиса Кингсли ничего не забыла, просто ей надо помочь.

Следующий вопрос застал мужчину врасплох. Как он мог так забыться?

- Почему ты назвал меня Алисой?

И тут Джефферсон впал в полнейший ступор. Как он глуп, боги. Какие боги? Они, наверное, потухают там на своём Олимпе, безотрывно глядя вниз, на Землю, дружно показывая на Джефферсона пальцем и говорят: «Смотрите, нимфы, дриады, фавны, как этот человек глуп, хоть и создан он отчего-то по божественному подобию». Наверное, когда он вернётся в особняк, он поспешит забросить «Эллиаду» в самый дальний угол подсобного помещения, куда он заглядывает реже всего, и посторонние мысли покинут его, потому что сейчас, в этот важный и одновременно неловкий момент, только они в голове у Джефферсона и были.

- Я? Тебя? Алисой? – он даже глаза округлил.- Не заметил даже. Может, тебе показалось?

«Надо сваливать», - панически пульсировала фраза в голове. Это же надо было так опростоволоситься, что теперь приходится строить из себя дурачка. Собственно, Джефферсону не впервой – он, если честно, любил кривляться и немного глумиться, потому он даже как-то немного повеселел. Он очень внимательно слушал то, что отвечала ему Алиса на вопрос о книгах, и, безусловно, полностью понимал её, и тут его зацепила её последняя фраза, сказанная настолько точно, что Шляпник испугался, не сниться ли это ему.

- Вдруг мы тоже герои книги, и у нас все еще впереди?

У Джефферсона даже во рту пересохло. Неужто?... Он знал, чёрт возьми, он всегда знал, что его Алиса – самая умная! Кажется, он сейчас улыбался ей так лучезарно, как не улыбался уже давно. Она просто гениальна! Но что ему ответить? Сказать: «Да, Сьюзен, ты не представляешь, насколько ты права! Всё именно так и есть!» И тогда она точно позвонить в дурку. И будет он там рядом с Бель, которая не помнит, что она Бель, и они будут друг другу косички заплетать.

- Тогда скажи мне: если бы ты была героиней сказки, то кем, по-твоему, ты бы была?

Воображение — это начало создания. Вы воображаете то, что хотите; вы желаете то, что воображаете; и, наконец, вы создаете то, что желаете.

Всё-таки, иногда Джефферсону стоило бы следить за тем, что и кому он говорит. Алиса – девушка особенная, с фантазией, ей в голову может прийти всё, что угодно, и, единственное, что остановит её от озвучивания своих мыслей вслух – это вежливость и культурность. Как ни крути, она была англичанкой, а англичане, как почему-то думал Джефферсон, все такие. Наверное, она также не помнит и откуда она, хотя, Шляпнику казалось, что это ясно как божий день.

- Прям совсем как хочу? Но ведь я могу захотеть называть тебя как угодно! – заулыбалась Кингсли, на что Джефферсон ответил пожиманием плеч и игривым взглядом. Это всё напомнило ему времена, когда Алиса в первый раз, ещё маленькой девочкой, появилась в Стране Чудес, и всё ей было ново и интересно, и реагировала она на все явления, которые для Шляпника были обыденными, невероятно бурно.

- Можешь, - согласился Джефферсон, и он должен был добавить, что это было слишком поспешно с его стороны позволять ей называть себя как угодно, но он не стал этого делать. – А у тебя уже есть интересные варианты на примете? – зная Алису, он мог предположить, что она сказала ту фразу чисто для формальности, а в голосе у неё уже пронеслись варианты прозвищ от тумбочки до птеродактиля. – Кот, Король, Валет, Шляпник, Грифон? В мире столько имён и слов.

Это было так рискованно – перечислять все те слова, которые имеют прямое, непосредственное отношение к их с Алисой сказке. Но Джефферсон заметил или почувствовал – он сам не понял, что в Сьюзен Уандер память Алисы хоть и не бодрствует, как хотелось бы, но уже туманом серебрится в небесно-голубых глазах девушки. И пусть может ему лишь кажется, и зря они вообще сейчас говорят  друг с другом, но он уже ни о чём не жалеет. Сьюзен уже столько раз могла посчитать его сумасшедшим за их диалог, ну и что? Открыли Америку – да Джефферсон и есть сумасшедший. Он безумный, безумный! Его имя – Безумный Шляпник, и это имя его уже больше, чем Джеймс Джефферсон, и ему так невыносимо хочется хотя бы чуточку времени побыть собой, потому что отныне это – непостижимое удовольствие, доступное лишь тем, кому не приходится контролировать каждое своё слово, будучи необременёнными неразделимыми невероятными тайнами своей жизни.

Кажется, своим отрицанием очевидного Джефферсон ввёл Сьюзен в заблуждение, что, собственно, и было его целью и вызвало волну облегчения. У него было такое ощущение, будто у него вдруг проявилась адреналиновая зависимость: то он случайно называет продавщицу Алисой вслух, а потом отказывается от своих слов, потом он перечисляет имена персонажей их общей с Алисой судьбы, включая самого себя. Он будто начал какую-то игру, в которой нет ни победителей, ни проигравших, и, скорее всего, этой игрой был пинг-понг с идиотизмом.

- Над этим надо подумать. В какой сказке героиня живет довольно однообразной жизнью и всячески ищет и ждет чего-то необычного в ней? – при других обстоятельствах, Джеймс подумал бы, что в Алисе заговорил заинтересовавшийся учёный, но от её ответа веяло чем-то недосказанным, будто она знала, о чём говорит, но в то же время не знала. Ждала и не ждала, потому что всё слишком зыбко, призрачно, на периферии сознания. В душе Сьюзен обитало знание и незнание одновременно.

Но пора было закончить с этим, хотя бы в их сегодняшним разговоре.

- «Алиса в Стране Чудес».

«Никогда не иди назад. Возвращаться нет уже смысла. Даже если там те же глаза, в которых тонули мысли. Даже если тянет туда, где ещё всё было так мило, не иди ты туда никогда, забудь навсегда, что было. Те же люди в прошлом живут, что любить обещали всегда. Если вспомнил ты это — забудь, не иди ты туда никогда. Не верь им, они — чужие. Ведь когда-то ушли от тебя. Они веру в душе убили, в любовь, в людей и в себя. Живи просто тем, что живешь и хоть жизнь похожа на ад, смотри только вперед, никогда не иди назад.»

Как часто эти слова набатом звучали у него в голове? В них таилось то откровение, из-за которого он так содрогался при взгляде на непомнящих его близких, будто его неожиданно окатили жидким льдом в пустыне. Но ведь никто не уходил от Шляпника добровольно, правда? Тогда почему так паршиво на душе, и вера действительно почти мертва, и забыть всё, как остальные жители Сторибрука, и хочется, и не хочется одновременно, потому что забытье – горькое не-спасение, а воспоминания – тупая, ноющая боль, которая, однако, является единственным доказательством того, что ты живой человек, пусть хотя и немного сошедший с ума. Он не желал принимать того, что теперь для него окружающие, бывшие когда-то друзьями или врагами, и правда, словно чужие, пусть и не совсем незнакомцы, но он упрямо боролся и будет бороться с этой мыслью, чего бы ему это не стоило. Когда-нибудь это всё закончится – он свято верит в это, пусть ему судьба и не даёт гарантий и никогда не даст, но однажды Сьюзен перестанет улыбаться ему чужой улыбкой и откликнется на имя «Алиса».

- Ни одного из этих вариантов у меня в голове не было.

Сказать, что ситуация была уже накалена до предела – значило ничего не сказать. Кто не рискует – тот не пьёт шампанского, разве не так говорят в этом мире? В Зачарованном лесу обычно в таком ключе говорили об эле, в котором Шляпник сейчас с удовольствием утопился бы. Да и в шампанском, собственно, тоже можно. Всё, что угодно, лишь бы сейчас не чувствовать себя словно на лезвии ножа, на краю обрыва, с которого боязливо смотришь вниз, пытаясь вглядеться в черноту, но взгляд никак не может пробиться сквозь густую, вязкую тьму. Наверное, точно также Кингсли чувствует себя сейчас, или когда дразнящие обрывки прошлого мелькают и ускользают от неё, прячась в закоулках сознания. Но Джефферсон сделал свой ход, на минуту поверив в его беспроигрышность – название сказки, их жизни, прозвучало вслух. «Алиса в Стране Чудес», - продолжала мысль крутиться у него в голове, даже после того, как он озвучил её. Это должно было… помочь?..

Теперь Шляпник сам не понимал, зачем затеял всё это, потому что прогремел взрыв, и Джефферсону даже показалось, будто он расслышал за входной дверью магазина грозные раскаты грома, но всё это было исключительно на уровне чувств. Алиса Кингсли не реагировала бурно, если что-то не понимала, но когда это касается её, да ещё и преподносится в таком возмутительном виде,  её невозможно было остановить, чтобы она для себя не решила.

- Что все это значит? Объясни мне все прямо, я хочу знать, что происходит! – и тут в Джефферсоне что-то щёлкнуло, и он с неуверенностью решил, что этим чем-то является чувство самосохранения. Он не боялся показаться более сумасшедшим, чем уже себя проявил, но что, если Реджина узнает, что он пытался помочь Алисе вспомнить? Она предупреждала его, что это – гиблое дело, он и сам давно это понял, и вообще, эта затея была крайне рискованной. Может, он и решил, что в Сьюзен было больше проблесков Алисы, чем в ком бы то ни было из  сторибрукцев проблесков их сущностей, но сейчас Джеймс просто зашёл в тупик. Выхода нет. Надо бежать.

- Я не понимаю, о чём ты, - стандартная фраза на все случаи жизни, но Джефферсону вдруг стало очень стыдно. Он тряхнул головой, и пряди беспорядочно упали ему на лоб, отчего его вид стал совсем несчастным. Он успешно мог делать из людей идиотов, но это не касается Алисы. Он поступает плохо. – Послушай, забудь весь этот бред. Я болен, просто думай, что я болен, серьёзно, это в твоих же интересах, - тем более, он, кажется, и не врал. -  Мне надо спешить, правда, - Джефферсон начал стремительно отходить от неё, всё ещё будучи повернутым к ней лицом, но он вовремя остановился перед ступеньками, ведущими к двери наружу. Уже выходя из книжного, он постарался уговорить себя не оборачиваться, но так и не смог этого сделать. По крайней мере, Алису он точно не слушал. Ему просто нельзя было больше её слушать.

Он шёл и думал о том, что этот бой проигран, но пусть Реджина не думает, что ею выиграна война. Однако, сейчас стоит переждать некоторое время, прежде чем вновь заглянуть в книжный к Сьюзен Уандер, хотя и неизвестно, забудет ли она этот инцидент. Шляпник непроизвольно скрипнул зубами, настолько он сжал от нервозности челюсть, он жутко жалел сам себя, потому что пусть он и вступил на улицу две минуты назад, ему жутко, жутко уже хотелось вернуться назад, к Алисе Кингсли, и он всегда будет возвращаться назад.

Отредактировано Jefferson (2014-08-22 10:09:30)