Ночь входит в город, будто
в детскую: застает ребенка под одеялом;
и перо скрипит, как чужие сани.
И.А.Бродский
Эльза не была смелой. Это доброе качество было отдано Анне, но никак не Эльзе. Эльза боялась многого: непонимания, недоверия, непринятия, собак, духоты, одиночества, косточек в рыбе... Как бы хотела Эльза не сомневаться, не задаваться лишними вопросами, не мучиться от неуверенности, а все это королева Эренделла постоянно испытывала. Быть может, если бы родители не держали ее взаперти, а учили не страшиться окружающего мира, все было бы проще, легче, но король и королева Эренделла растили ее принцессой в башне слоновой кости, но никак не будущей правительницей королевства. Вот и сейчас отвага рыжей искорки Анны, приходившейся Эльзе сестрой, очень пригодилась бы. Поджав ноги, Эльза дрожала на своей кровати, не решаясь спуститься с нее и поглядеть, что же за гость пожаловал к ней в столь поздний час.
– Я волшебник, – вдруг услышала Эльза, и это слово – волшебник – отозвалось в ней неожиданным доверием, она-то ведь тоже была волшебницей! Значит, скорее всего, этот гость пришел с миром, и ей можно перестать так бояться, – меня зовут Бенджамин Кёрк, – представился волшебник. Увы, Эльза впервые слышала это имя и даже не была уверена в том, настоящее ли оно, – но все называют меня старым-добрым «Дроссельмейером».
Дроссельмейер. Дро – ссель – мейер. Это имя запело тонким звоном старинных часов, засияло морозным узором, засмеялось мириадами крошечных колокольчиков; столько сказки было в этом имени, столько чего-то детского, далекого, схороненного под толщей снега, и в холодном сердце Эльзы что-то кольнуло, когда он ей представился. Дроссельмейер. Старый-добрый волшебник.
Он попросил прощения и сказал что-то о деле чрезвычайной важности, и тут же Эльза укорила себя за трусость. Королева не должна бояться, когда к ней приходят люди за помощью, вот и Эльзе стоило с самого начала взять себя в руки и вести подобающим образом. В ночной рубашке или платье, она все равно оставалась королевой, и негоже было про это забывать.
Не сразу, впрочем, рискнув пошевельнуться, Эльза набралась смелости и спустилась с кровати, желая увидеть того, с кем ее разделяла ледяная стена. Наверное, если бы он хотел ее убить, он бы с легкостью ее обошел, верно?.. Или это ловушка. Кромешник ей многое сказывал, говорил, что ее не желают видеть как королеву, а некоторые и вовсе хотят ее смерти. Воспоминание болезненно укусило душу, но Эльза продолжала бороться со страхом и неуверенностью. Может, стоило позвать стражу? Эльза опустилась на пол, почувствовала холодное прикосновение пола к белым стопам и сделала несколько шагов в сторону незваного гостя. Шла она медленно, осторожно, опасаясь, как бы гость вдруг не накинулся на нее, когда она попадет в поле его зрения.
Какой он высокий.
В коридоре послышались шаги.
– Ваше Величество! – кто-то забасил снаружи; Эльза обернулась на дверь, которую с минуты на минуту должен был открыть кто-то из стражей, и сама подошла к двери, совершенно беззащитно повернувшись спиной к пожаловавшему гостю. Пшеничная ее коса упала с плеча, скользнула по спине и рассыпалась на пряди.
– Мне приснился кошмар, – ответила Эльза, приоткрыв дверь, и голос ее прозвучал не вполне спокойно, но достаточно уверенно, – мне приснился кошмар, и я закричала, – отрапортовала она уже медленнее и тверже, – прошу вас не беспокоиться, я цела. Если Ее Величество испугалась за меня, передайте ей мои извинения, я объяснюсь с ней с утра, чтобы не тревожить сейчас еще пуще, – Эльза уже начала закрывать двери обратно, как вдруг на мгновение остановилась и добавила, – но далеко не уходите, боюсь, мне может еще присниться кошмар, – а после твердой рукой закрыла дверь, оставшись наедине с тем, у кого было к ней «дело чрезвычайной важности».
– Я слушаю вас, сир Бенджамин, и постараюсь помочь, если это будет в моих силах, – царственно сказала Эльза, обернувшись к Дроссельмейеру, – и будьте так любезны передать мне халат, пожалуйста, – откровенно говоря, Эльза изнутри сгорала от стыда, когда еще она стояла перед незнакомым мужчиной в одной ночной рубашке, но королевская гордость не позволяла ей выдать хоть каплю смущения, а потому она старалась выглядеть невозмутимой, как будто такие вещи с ней происходят сплошь и рядом.
P.S.
За исчезновение прошу прощения, больше практиковать не буду, гифка без сережки должна быть.)
Отредактировано Elsa of Arendelle (2015-03-27 16:43:51)